общественные новости

Борис Тарасов родился во Владивостоке. Окончил романо-германское отделение филологического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова. Известный исследователь философского наследия Чаадаева и Паскаля. Ректор Литературного института имени А. М. Горького, доктор филологических наук, сопредседатель Союза писателей России. Сегодня Борис Тарасов – гость «Файла-РФ».

– Борис Николаевич, что послужило, на ваш взгляд, поводом президенту страны Владимиру Путину предложить обществу создать единый учебник истории России?

– В последнее время в прессе всё чаще стали нелицеприятно высказываться о качестве учебников по истории для школьников и студентов. И были тому веские причины. Мне трудно, как вы понимаете, заглянуть в сознание Владимира Владимировича, когда и как у него зарождалась эта идея. Но могу предположить, что отправной точкой послужили рассуждения ряда зарубежных и российских исследователей о событиях Великой Отечественной войны, которые, в той или иной степени, умаляют значение Победы, участия и роли СССР в этой войне, и одновременно непомерно возвеличивают вклад Великобритании, США. Особенно это касается её начала и предшествующих ей лет, открытия второго фронта… Кроме того, до сих пор существует непримирённость белой и красной идеи, когда стороны не могут найти общего языка. Я имею в виду понимание истории в более глубоком историческом масштабе. И, поскольку существуют противоречия в интерпретации событий дореволюционной и советской России, то, естественно, назрела необходимость более глубокого объективного взгляда, объясняющего исторические сломы и периоды.

– Вы сказали – «объективный взгляд». Но, по сути дела, каждое государство интерпретирует историю на свой лад, и считает её объективной.

– В любой оценке событий должна быть многосторонняя и полномасштабная фактологическая основа. О какой объективности может идти речь, когда, например, манипулируют цифрами погибших в Великой Отечественной войне или заключённых в сталинских лагерях? Или обрезают полноту фактов, показывая их с «удобной» стороны, вне «длинной» причинно-следственной связи? Конечно же, для движения к объективности необходима сознательная устремлённость к учёту всего комплекса духовных, политических, социальных, культурных, экономических факторов в их сложном сочетании и взаимодействии. Важно понимать, например, что духовное начало играет в истории первостепенную «внутреннюю» роль, предопределяя направление, содержание и характер творческой деятельности, цели и задачи использования тех или иных «внешних» достижений. Следовательно, «восходящее» или «нисходящее» развитие истории зависит не столько от изобретаемых общечеловеческих ценностей (при уже существующих христианских!) или изменяющихся социальных учреждений, научных открытий, промышленных революций, сколько от «внутренних» установок сознания, своеобразия нравственных принципов и мотивов поведения. Они же влияют по ходу жизни на рост высших свойств личности или, напротив, на их вырождение и, соответственно, на историческое величие народов, падение и угасание государств.

– Обратимся к нашему времени. Складывается впечатление, что авторы учебников по истории или не обладают фундаментальными знаниями историографии, как науки, или зависимы от мнения «историков» либерального толка, типа Сванидзе и Млечина, умышленно желающих унизить прошлое России.

– В трудах иных учёных и публицистов ценностные координаты современной цивилизации становятся как бы идеальной целью, к которой двигалась мировая история. Мировоззренческо-идеологическая предустановленность исследователя (марксистская, либеральная и т.д.) невольно укрупняет одни факты, обрезает или вовсе «забывает» другие, смещая реальные пропорции в исторической действительности. Так, тотальная критика царских режимов в советской историографии оставляла мало места для характеристики позитивных вех и достижений дореволюционной России в области геополитики, государственного строительства, духовного и культурного наследия и т.д. Взять, к примеру, правление Николая I, который, между прочим, первым назвал Пушкина умнейшим человеком в России. Его правление принято было называть периодом мрачной реакции и безнадёжного застоя, когда повсюду водворялись деспотический произвол, казарменный порядок и кладбищенская тишина. Как только его не называли: укротитель революции, жандарм Европы, тюремщик декабристов, неисправимый солдафон, исчадие мундирного просвещения, удав, тридцать лет душивший Россию, – таковы типичные оценки царя, свойственные означенным выше подходом.

Необходимо подчеркнуть, что авторы подобных суждений, грубо грешащих даже с чисто фактической стороны, особо претендовали на научную объективность, но всячески избегали вводить в оборот многообразные сведения и другие точки зрения, противоречащие их собственным выводам. Категорические приговоры Николаю I и огульное осуждение целого царствования заставляли исследователей сокращать огромное количество фактов, дававших материал для положительных умозаключений.

Так, французский поэт и политический деятель А. Ламартин заявлял: «Нельзя не уважать монарха, который ничего не требовал для себя и сражался только за принципы». Прусский король Фридрих-Вильгельм IV, с юных лет коротко знавший Николая I, также выделял после его кончины высокие качества русского царя: «Один из благороднейших людей, одно из прекраснейших явлений в истории, одно из вернейших сердец и, в то же время, один из величественных государей этого убогого мира отозван от веры к созерцанию». А. С. Пушкин, чьи отношения с императором были сложными и неоднозначными, отмечал несомненные достоинства и петровский масштаб его личности. О «благородной простоте обаятельного величия» царя говорил славянофил Ю. Ф. Самарин, хотя и встречал с его стороны довольно резкое несогласие в вопросах соотношения племенных и имперских начал во внутренней и внешней политике. По свидетельству И. С. Аксакова, «с величайшим уважением» отзывался о Николае I Ф. М. Достоевский, оказавшийся, как известно, по его воле на каторге за участие в кружке петрашевцев. «Государем-рыцарем» именовал его митрополит Анастасий (Грибановский), а К. Н. Леонтьев называл Николая I «великим легитимистом» и «идеальным самодержцем», призванным задержать «всеобщее разложение». А, по словам В. С. Соловьёва, «в императоре Николае Павловиче таилось ясное понимание высшей правды и христианского идеала, поднимавшее его над уровнем не только тогдашнего, но и теперешнего общественного сознания».

Казалось бы, столь высокие оценки глубоких и авторитетных писателей и мыслителей требуют соответствующего осмысления или хотя бы минимального внимания. Однако и в широко популярных, и в сугубо научных трудах почти невозможно найти ссылки на мнения, события и факты, не укладывающиеся в общепринятые схемы. Абсолютизация современных «прогрессивных» клише оставляет вне должного осмысления и по-новому формирующуюся историческую реальность, зачастую не видимую, с одной стороны, за лукавой пропагандой демократии, прав человека, национального самоопределения, а, с другой, скрывающуюся за замаскированной политикой двойных стандартов, хитроумной борьбой за мировые ресурсы, информационным насилием, плутократическими интересами и т.д. Реальность эта не характеризуется чётко ни в духовно-нравственных, ни в геополитических, ни в социально-исторических измерениях. Между тем, вся мировая история – не что иное, как соперничество тех или иных мировых империй, включая и последние два века (Наполеон, Россия, Англия, Турция, Австро-Венгрия, Бисмарк, Гитлер, СССР, США). Даже несмотря на пропагандируемые идеологами и внедряемые теми или иными государствами идеи демократии или капитализма, социализма или коммунизма, цивилизованного общества или общечеловеческих ценностей. Глядя к тому же на нарождающуюся исламскую империю (географическая удалённость и разногласия между её субъектами в создавшейся «дуге» временны и относительны) или китайскую (коммунистическое идейное наследие играет в ней служебную роль), ещё и ещё раз убеждаешься в том, что «имперская тема» глубоко укоренена в человеческой истории и определяет её ход. Да и пророчимое ныне иными мыслителями, идеологами, политиками грядущее столкновение цивилизаций, если принять во внимание популярную гипотезу С. Хантингтона, может осуществиться лишь в форме имперского противостояния.

– Борис Николаевич, мы постоянно говорим об экологии, имея в виду отношение к природе. Однако есть и экология человеческих взаимоотношений, связей с обществом. Мы загрязнили не только себя…

– Но начинать надо с собственной души и сознания. В этом, как говорил Достоевский, и заключается тайна первого шага. В человеке сосуществуют «царские» (свобода, любовь, милосердие, совесть, честь, справедливость) и «рабские» (гордыня, тщеславие, зависть, сластолюбие, озлобленность, сребролюбие) свойства. Экологически освобождаясь от последних, личность и может позитивно влиять на окружающую действительность. Чтобы требовать от других строить демократию или братство, нужно внутри себя быть демократом и братом.

– Думы об устройстве общества занимали умы таких великих мыслителей, как Чаадаев. Это была их боль и страдание за Россию. Но вот что интересно: существует расхожее мнение, что Чаадаев был западником…

– Что касается Чаадаева, то важно иметь в виду его поучительную эволюцию, о которой мало знают. Европейские успехи в области культуры, науки, права, материального благополучия, по его мнению, явились прямыми и косвенными плодами католицизма как «политической религии», оценивались им как высота человеческого духа, как своеобразные залоги совершенного строя на земле, которые следует заимствовать и России. Однако социальное развитие в западных странах всё яснее стало показывать ему, что ни благоустроенная жизнь, ни научный прогресс, ни формально развитое право не ведут к построению справедливого и гармоничного общества, а служат лишь «наглым притязаниям капитала» и порождают, напротив, груду искусственных потребностей, враждебных друг другу интересов, беспокойных забот, овладевших жизнью. В череде европейских революций середины XIX века, когда бедное человечество впадает в варварство, погружается в анархию, тонет в крови, всё яснее вырисовывалась, как выражался Чаадаев, плачевная золотая посредственность, как последнее слово цивилизации. И тогда он обращается к «духовному христианству» православия, традиции которого лежат в основании русского религиозно-психического уклада и являются плодотворным началом своеобразного развития России. В отличие от католичества, плодами православия на Руси являются не наука и благоустроенная жизнь, а особое душевное и духовное устройство человека – бескорыстие сердца и скромность ума, совестливость и самоотречение. По новому убеждению Чаадаева, именно подобные «внутренние» качества, а не «внешние» достижения способствуют преодолению природного эгоцентризма и единению людей на подлинных нравственных началах, являются залогом особого призвания России. Вот это драматическое пульсирование мысли Чаадаева между «западничеством» и «славянофильством» важно иметь в виду для её полноценного понимания.

– Ваш институт, которому исполняется в этом году 80 лет, – уникальное просветительское учреждение. Основанное А. М. Горьким, оно имело поначалу цель привлечь молодых одарённых людей к литературе, но эти люди были зачастую малообразованными. После войны за парту садились фронтовики. Из стен института вышли писатели, составившие славу советской литературы. На Ваш взгляд, насколько цель Горького оправдана сегодня?

– Она оправданна всегда, поскольку изначально Литинститут создавался как литературный учебный центр, дающий возможность творчески одарённым людям в соответствующей атмосфере развить свои способности, усвоить многообразное отечественное и мировое культурное наследие, получить всестороннее развитие. И сегодня, и завтра, и послезавтра эти задачи будут оставаться актуальными, при естественных поправках на динамику времени и социальных обстоятельств. К творческой работе в семинарах поэзии, прозы, критики, очерка и публицистики, драматургии, детской литературы, на отделении художественного перевода добавляется, я бы сказал, даже не филологическая, а университетская гуманитарная подготовка филологического профиля (отечественная и мировая история и литература, философия и эстетика, психология творчества, иностранные языки и т.д.). Для адаптации выпускников к изменяющейся конъюнктуре введены основы экономики и права, редакторского и издательского дела и т.п. Всё это позволяет при небольшой корректировке трудиться в разных сферах.

– Отношение к русскому языку в обществе, мягко говоря, пренебрежительное. Яркий пример – телевидение. Ладно, ведущие телепрограмм, которые путают ударения в словах, но и бегущая строка информационных программ изобилует ляпами.

– Я думаю, что речь идёт об оборотной стороне информационных революций, интернетовского диктата, функциональной спешки жизни, однобокости, в которой нет заботы ни об экологии, ни о смысле существовании, ни о душевном и духовном устройстве. Ещё в 20-х годах прошлого века Томас Элиот заметил, что мудрость мы поменяли на знание, а знание – на информацию. В настоящее время такая замена гораздо более очевидна благодаря Интернету и средствам мобильной связи. В атмосфере «информационного общества» у людей сокращается духовно-интеллектуальный обзор событий, возникает переизбыток неосмысленных фактов, при этом электронная видеотехника и визуальное мировосприятие способствуют формированию клипового сознания, примитивизирующего язык.

– Многие выпускники Литинститута добровольцами уходили на фронт и не вернулись с войны, а те, кто вернулся, пополняли ряды советской литературы, или приходили к вам учиться. Как хранится память о старших сокурсниках-фронтовиках?

– Как и в отечественной культуре ХХ века, так и в приближении Победы в Великой Отечественной войне Литинститут занимает значительное и особое место. Сразу же после объявления войны студенты стали записываться добровольцами на фронт. Для некоторых из них, как, например М. Луконина, С. Наровчатова, А. Недогонова, участвовавших в финской кампании, это была уже вторая война. Вернувшиеся с фронта писатели продолжали учёбу и свой творческий путь, о котором заходит речь не только на лекциях. Два года назад, к 65-летию Победы, мы издали сборник стихотворений выпускников, преподавателей и студентов Литинститута всех поколений как дань памяти представителям того исторического периода, когда, говоря словами нашего поэта-выпускника М. Львова, «земля тонула в ярости огня, и не было ни ночи и ни дня». В этом году Литинституту исполняется 80 лет, и мы готовим публикацию архивных материалов того времени.

– Студент оканчивает институт, защищает диплом. Вы, как ректор, какие чувства испытываете при этом? Что вас радует?

– Радуешься, когда видишь рост студента и как специалиста, и как личности, когда, благодаря полученным знаниям и творческому общению, он добивается весомых результатов и успехов.