общественные новости

33 года назад, 26 апреля 1986 года, произошел взрыв на Чернобыльской АЭС

33 года назад весь мир узнал название маленького городка на севере Киевской области — Чернобыль. Авария на атомной электростанции стала самой большой и самой страшной техногенной катастрофой XX века. Накануне очередной годовщины этого мрачного события «Комсомолка» пообщалась с Василием Найдой — председателем петербургской общественной организации «Союз Чернобыль», ликвидатором и военным врачом, который более 30 лет жизни посвятил изучению чернобыльских хроник.

СКРЫТАЯ УГРОЗА

— О том, что на Чернобыльской АЭС произошла авария, люди узнали не сразу, — рассказывает Василий Григорьевич. — Правительство хотело, с одной стороны, избежать паники, а с другой — не растерять международный престиж. Поэтому поначалу никто не стал бить тревогу — по крайней мере, официально.

Даже в Припяти — городе энергетиков, который стоит всего в трех километрах от атомной станции, жизнь текла своим чередом. На следующий день после аварии дети спокойно возились в зараженных песочницах, взрослые работали в огородах и палисадниках, ходили по улицам, вдыхали отравленный воздух. В городе успели сыграть три свадьбы — и никто не подозревал, что уже в 13.00 к домам подъедут специальные автобусы и будет объявлена массовая эвакуация.

— К тому времени на полуразрушенную станцию уже стягивали войска, — вспоминает наш собеседник. — И одними из первых в зону поражения отправились наши ребята, ленинградцы. Для ликвидации последствий аварии в Чернобыль мобилизовали 21-й полк химической защиты Ленинградского военного округа.

КАК «РАСЧИЩАЛИ» АТОМНУЮ СТАНЦИЮ

Полк прибыл в зону отчуждения, в село Старые Соколы, 12 мая. Всего день дали солдатам на то, чтобы поставить палатки, наладить быт и вникнуть в обстановку, а после — сразу в бой. Им досталась самая тяжелая и важная работа — радиационная разведка и расчистка зараженных земель.

— Тогда еще не было толком никакой информации, никаких карт, — продолжает Василий Григорьевич. — Никто не знал, какие уровни радиации установились на подступах к станции, где засели «горячие» пятна. Все это нужно было выяснить — и чем быстрее, тем лучше. Ленинградский полк взялся за это дело одним из первых — а первым всегда сложнее всего.

В конце мая новая задача — дезактивация Припяти. Тогда правительство Союза рассчитывало, что спустя несколько лет можно будет заселить город заново. Этим планам не суждено было сбыться.

— В то время в городе в некоторых местах уровень радиации достигал одного рентгена в час — это в пятьдесят тысяч раз больше нормы, — вспоминает Найда. — Его пытались снизить, снимая зараженный грунт. Кое-где приходилось срезать пласты до 40 сантиметров толщиной. Но это не помогало — слишком близко находились АЭС и разрушенный реактор.

В первых числах июня часть полка перебросили на саму станцию. Солдаты собирали в промышленной зоне радиоактивный щебень, куски графита, остатки реакторного топлива. Все это укладывалось в специальные контейнеры и закапывалось в могильниках. Внутри АЭС ломами и кувалдами скалывали со стен бетон. Работали в три смены: первая приходила на станцию к шести утра, последняя уходила не раньше двух пополуночи.

— Отдельной задачей была расчистка крыши третьего энергоблока — соседнего с четвертым, где произошла авария, — рассказывает наш собеседник. — После взрыва реактора она вся была завалена мусором, каждый обломок бетона или кусок графита излучал тысячи рентген в час. Туда пытались послать специальных роботов с бульдозерными отвалами, но из-за радиации они быстро выходили из строя. Тогда — в добровольном порядке — отправили солдат с лопатами, чтобы расчищали и снимали кровлю. И они это делали — спокойно, без страха и нытья.

С каждым добровольцем проводили тщательный инструктаж, детально объясняли, каким именно участком он должен заняться. После облачали в тяжелый противорадиационный костюм, свинцовый фартук и противогаз и отправляли на место. На все про все отводилось 20-40 секунд — дольше оставаться на крыше было нельзя. И даже за эти секунды люди порой получали критические дозы.

«НИКТО НЕ ДУМАЛ О НАГРАДЕ»

Полк химической защиты провел в Чернобыле три года. За это время через него прошло более десяти тысяч солдат. Не только из Ленинграда: когда стало понятно, что человек не может долго работать в зоне отчуждения, полк начали комплектовать военными с Урала, Приволжья и даже с Северного Кавказа.

— Они проделали титаническую работу, — отмечает Найда. — Разведали 9000 километров дорог, дезактивировали 125 деревень и поселков, 498 домов в Припяти и 20 000 квадратных метров внутри самой АЭС. Сегодня даже представить трудно, как все это смогли выдержать руки и плечи простых советских людей. Мы ведь тогда ни о каких поблажках, ни о каких привилегиях не думали. Льготы для ликвидаторов вообще появились только в 1991 году! Мы шли туда просто потому, что так было нужно.

То же самое Василий Григорьевич может сказать и о себе. Он приехал в зону отчуждения в декабре 1986-го работать начальником медицинской службы.

— Скажу вам честно: когда все это видишь в первый раз, становится не по себе, — признается он. — Взять ту же Припять — город как город, целехонький, дома новые… но совершенно пустой. На улицах и в квартирах, кроме военных, ни одной живой души. И так со всеми городами, деревнями и селами, где мы бывали.

Тягостное впечатление, по словам Найды, на него производили «похороны деревень»: выкапывался огромный котлован, бульдозер сбрасывал туда фонящие дома и засыпал землей.

— Точно так же «хоронили» Рыжий лес возле станции, — вспоминает наш собеседник. — Рыжим его прозвали после того, как он в буквальном смысле слова порыжел от радиации. Деревья приняли на себя большую часть радиоактивной пыли. Если бы в лесу вдруг случился пожар, это была бы катастрофа ничуть не меньше первой. Поэтому лес «хоронили» — спиливали деревья и закапывали в специальных могильниках.

За два месяца, проведенные в зоне отчуждения, Василий Григорьевич успел много: полностью поменял систему медицинской помощи ликвидаторам, ввел строгий контроль за дозой, которую человек набирал в течение суток. Вернувшись в Ленинград, он оказался в госпитале с лучевой болезнью, но, по счастью, все обошлось.

— Меня просят порой: расскажите, какие у вас остались впечатления от поездки в Чернобыль, — усмехается Найда. — А я всегда отвечаю: да не было никаких особенных впечатлений. Мы просто делали свою работу. Кропотливо, самоотверженно, день за днем. Задыхались от радиоактивной пыли, изнемогали на расчистках, боялись, отправляясь на машинах в неисследованные пока еще участки, но все равно делали. Потому что так было нужно.

ИСТОЧНИК KP.RU

Источник: www.kp.ru